Воспоминания о Цалковском И. Ц.

Леонид Быков

И Я СКАЗАЛ ЕМУ «СПАСИБО»

Однажды подарил мне Иван книгу. Очень здоровую и вкусную. Она так и называлась «Книга о вкусной и здоровой пище».

Дело было в середине 70-х в населенном пункте с весьма экзотичным именем Кокуй, и расположен был оный град-поселок аж в Читинской области. Студенческий строительный отряд нашего университета, называвшийся «Амур» (то ли в честь речки, что бурлила неподалеку, то ли в честь известного по мифологии снайпера из лука) в те лета с завидным (для отрядов, остававшихся в родной области) постоянством помогал своим усердием крепить оборонное могущество Забайкальского военного округа. Студентов, правда, в том студотряде с каждым годом оставалось все меньше, поскольку и те амурные бойцы, которые на первых порах действительно представляли студенческое племя, из него через год-другой выбывали, оставаясь меж тем в «Амуре» на правах досточтимых ветеранов. Я был ветеранистее Ивана, однако он быстро наверстал упущенное, преуспев по командной линии и став надолго отрядным комиссаром.

Зачем комиссар стройотряду – из дней нынешних и не разуметь. Тем более, что и фирменной тужурки у амурского комиссара не было (что, впрочем, не мешало ему в некоторых обстоятельствах цитировать хрестоматийное: «А кто еще хочет комиссарского тела?!»). Однако «Амур» без Ивана (и вообще, и в комиссарской ипостаси в частности) было не представить и с самой безудержной фантазией.

Советский Союз в ту пору, как известно, стабильно оставался страной дефицитов. И среди самых дефицитных предметов были тогда – подумать только сегодня! – к н и г и. Дома, в Свердловске, надеяться на приобретение сколько-нибудь стоящей книги без блата (а словечко-то это, кажется, начинает забываться?!) было делом безнадежным. А вот на окраинах страны приличную книжицу можно было отыскать и не под прилавком. (Я, к примеру, в Приаргунске – еще одна точка дислокации «Амура» на границе Читинской области с Китаем – обзавелся лотмановской «Структурой художественного текста», «Лирикой вагантов», томами поэзии и прозы Древнего Востока из серии «БВЛ»).

Но и на дальних рубежах отечества приличные издания не залеживались. Поэтому в обеденный перерыв некоторые из гораздых на печатную продукцию амуровцев не столько по очереди, сколько по охоте предпринимали забеги в сторону Кокуйской Книжной лавки. Комиссар же в силу своих идеологических привелегий имел туда возможность наведываться и в некоторые другие часы. Причем на машине. Причем были основания предполагать, что его комиссарскому взору было доступно в том магазине – уж не знаю по причине каких заслуг – и содержимое «закулисной» наличности.

В тот день под нещадным июльским солнцем я совершил очередную обеденную вылазку по направлению кокуйской книжной конторы, но сколь там ни улыбался дородной продавщице во весь свой тогда еще не разукрашенный ревдинским золотом рот – никакой выгоды из визита, увы, не возымел.

Каково же было мое удивление (а к нему тут же добавились и некоторые иные чувства), когда после ужина Иван показал свои свежие приобретения. Там было, помню, что-то историческое и еще что-то, но мне особенно трудно было оторвать взор от выдающегося произведения массовой культуры сталинской эпохи, поражавшего и количеством и названиями блюд, и их старательным изображением в масштабе чуть ли не 1:1.

Я, видно, слишком плотоядно листал этот гастрономический фолиант (хотя, замечу, кормила нас повар Зина столь обильно, что даже комиссар наш отказывался иногда от добавки), и Иван, конечно, учуявший мой оборзевший аппетит, безо всяких прибамбахов положил свою большую руку на толстую обложку:

– Бери. Это – тебе.

И я сказал ему:

– Спасибо.

ВОСПОМИНАНИЯ Ю. В. КАЗАРИНА

Однажды мы с Зашихиным захватили автобус. На ул. Бардина (хорошая улица). Без заложников. Я сидел в салоне с коробкой сухого вина на коленях, а Евгений Степанович мягко уговаривал водителя свернуть с намеченного пути. Автобус – действительно – въехал во двор неведомых мне домов, высадил нас у ночной мрачной девятиэтажки и тихо уехал. Евгений Степанович долго шастал в кустах, что-то ища и выламывая (я стоял с коробкой сухого вина и думал: «Улица Бардина – хорошая улица».).

– Не то, подай Ваня! – услышал я.

Евгений Степанович стучал веткой в незнакомое окно, которое (в 2 часа ночи!) открылось, и бородатый человек – молча – подал нам тарелку с кудрявым сыром и двумя рюмками водки. Так я познакомился с Иваном Цалковским.

* * *

По утрам Иван Цезаревич Цалковский бывал разительно похож на Григория Распутина, поэтому и любил повторять: «Россия – страна особенная».

* * *

Иван Цезаревич Цалковский говаривал: «Выпить и закусить – это не взятка».

* * *

Однажды А. Кругляшов, Е. Зашихин и я, грешный, замерзали во чистом поле недалеко от ул. Бардина (хорошая улица). Спас нас Иван Цезаревич Цалковский после того, как Зашихин постучал в темное окно веткой:

– Не то подай, Ваня.

Тарелка, сыр и три рюмки. Как он смог определить, что нас трое? Было очень темно.

* * *

Однажды Иван Цезаревич Цалковский, Зашихин и я замерзали во чистом поле недалеко от ул. Бардина (хорошая улица). Я упал и лежал. Зашихин сказал:

– Прощай, Юра.

Но Иван Цезаревич Цалковский возразил:

– Нет, я его понесу. Он хороший.

* * *

Иван Цезаревич Цалковский говаривал: «Казарин пишет стихи. Это неплохо».

* * *

Иван Цезаревич Цалковский справедливо заметил: «Все бабы – дуры, все мужики – козлы. Но жизнь, не мотря на все это,– хороша».

ВСПОМИНАЕТ ВЛАДИМИР ЛЫСЕНКОВ

Иван Цезаревич Цалковский говорил: «Пить пиво – превращать деньги в вытекающие последствия».

Джек (Е. Зашихин)

Я надену халат, повяжу себя белой косыночкой
И сиделкой засну
                       на посту у твоих переломанных ног
И приснится мне сон: грозный Ванька
                                                     меня убивает,
                                                                   детиночку,
С пьяных глаз напридумав,
                                                что это велит ему Бог.

Материалы предоставлены А. И. Цалковским – сыном И. Ц. Цалковского.

 Версия для печати