Леонид Быков
И Я СКАЗАЛ ЕМУ «СПАСИБО»
Однажды подарил мне Иван книгу. Очень здоровую и вкусную. Она так и называлась «Книга о вкусной и здоровой пище».
Дело было в середине 70-х в населенном пункте с весьма экзотичным именем Кокуй, и расположен был оный град-поселок аж в Читинской области. Студенческий строительный отряд нашего университета, называвшийся «Амур» (то ли в честь речки, что бурлила неподалеку, то ли в честь известного по мифологии снайпера из лука) в те лета с завидным (для отрядов, остававшихся в родной области) постоянством помогал своим усердием крепить оборонное могущество Забайкальского военного округа. Студентов, правда, в том студотряде с каждым годом оставалось все меньше, поскольку и те амурные бойцы, которые на первых порах действительно представляли студенческое племя, из него через год-другой выбывали, оставаясь меж тем в «Амуре» на правах досточтимых ветеранов. Я был ветеранистее Ивана, однако он быстро наверстал упущенное, преуспев по командной линии и став надолго отрядным комиссаром.
Зачем комиссар стройотряду – из дней нынешних и не разуметь. Тем более, что и фирменной тужурки у амурского комиссара не было (что, впрочем, не мешало ему в некоторых обстоятельствах цитировать хрестоматийное: «А кто еще хочет комиссарского тела?!»). Однако «Амур» без Ивана (и вообще, и в комиссарской ипостаси в частности) было не представить и с самой безудержной фантазией.
Советский Союз в ту пору, как известно, стабильно оставался страной дефицитов. И среди самых дефицитных предметов были тогда – подумать только сегодня! – к н и г и. Дома, в Свердловске, надеяться на приобретение сколько-нибудь стоящей книги без блата (а словечко-то это, кажется, начинает забываться?!) было делом безнадежным. А вот на окраинах страны приличную книжицу можно было отыскать и не под прилавком. (Я, к примеру, в Приаргунске – еще одна точка дислокации «Амура» на границе Читинской области с Китаем – обзавелся лотмановской «Структурой художественного текста», «Лирикой вагантов», томами поэзии и прозы Древнего Востока из серии «БВЛ»).
Но и на дальних рубежах отечества приличные издания не залеживались. Поэтому в обеденный перерыв некоторые из гораздых на печатную продукцию амуровцев не столько по очереди, сколько по охоте предпринимали забеги в сторону Кокуйской Книжной лавки. Комиссар же в силу своих идеологических привелегий имел туда возможность наведываться и в некоторые другие часы. Причем на машине. Причем были основания предполагать, что его комиссарскому взору было доступно в том магазине – уж не знаю по причине каких заслуг – и содержимое «закулисной» наличности.
В тот день под нещадным июльским солнцем я совершил очередную обеденную вылазку по направлению кокуйской книжной конторы, но сколь там ни улыбался дородной продавщице во весь свой тогда еще не разукрашенный ревдинским золотом рот – никакой выгоды из визита, увы, не возымел.
Каково же было мое удивление (а к нему тут же добавились и некоторые иные чувства), когда после ужина Иван показал свои свежие приобретения. Там было, помню, что-то историческое и еще что-то, но мне особенно трудно было оторвать взор от выдающегося произведения массовой культуры сталинской эпохи, поражавшего и количеством и названиями блюд, и их старательным изображением в масштабе чуть ли не 1:1.
Я, видно, слишком плотоядно листал этот гастрономический фолиант (хотя, замечу, кормила нас повар Зина столь обильно, что даже комиссар наш отказывался иногда от добавки), и Иван, конечно, учуявший мой оборзевший аппетит, безо всяких прибамбахов положил свою большую руку на толстую обложку:
– Бери. Это – тебе.
И я сказал ему:
– Спасибо.
* * * |
Мать – без сына, а Петька – без брата,
Как жестоко разборчив Всевышний,
14 февраля 1991 года |
ВОСПОМИНАНИЯ Ю. В. КАЗАРИНА
Однажды мы с Зашихиным захватили автобус. На ул. Бардина (хорошая улица). Без заложников. Я сидел в салоне с коробкой сухого вина на коленях, а Евгений Степанович мягко уговаривал водителя свернуть с намеченного пути. Автобус – действительно – въехал во двор неведомых мне домов, высадил нас у ночной мрачной девятиэтажки и тихо уехал. Евгений Степанович долго шастал в кустах, что-то ища и выламывая (я стоял с коробкой сухого вина и думал: «Улица Бардина – хорошая улица».).
– Не то, подай Ваня! – услышал я.
Евгений Степанович стучал веткой в незнакомое окно, которое (в 2 часа ночи!) открылось, и бородатый человек – молча – подал нам тарелку с кудрявым сыром и двумя рюмками водки. Так я познакомился с Иваном Цалковским.
* * *
По утрам Иван Цезаревич Цалковский бывал разительно похож на Григория Распутина, поэтому и любил повторять: «Россия – страна особенная».
* * *
Иван Цезаревич Цалковский говаривал: «Выпить и закусить – это не взятка».
* * *
Однажды А. Кругляшов, Е. Зашихин и я, грешный, замерзали во чистом поле недалеко от ул. Бардина (хорошая улица). Спас нас Иван Цезаревич Цалковский после того, как Зашихин постучал в темное окно веткой:
– Не то подай, Ваня.
Тарелка, сыр и три рюмки. Как он смог определить, что нас трое? Было очень темно.
* * *
Однажды Иван Цезаревич Цалковский, Зашихин и я замерзали во чистом поле недалеко от ул. Бардина (хорошая улица). Я упал и лежал. Зашихин сказал:
– Прощай, Юра.
Но Иван Цезаревич Цалковский возразил:
– Нет, я его понесу. Он хороший.
* * *
Иван Цезаревич Цалковский говаривал: «Казарин пишет стихи. Это неплохо».
* * *
Иван Цезаревич Цалковский справедливо заметил: «Все бабы – дуры, все мужики – козлы. Но жизнь, не мотря на все это,– хороша».
* * * |
Ивану Цалковскому
Пространство многоточий –
Строфа укромней гроба
И царствует сомненье,
|
* * * |
Памяти Ивана Цалковского
Во садах без крыш – гаражный скрежет,
В белом поле голода и срама,
На могилу вымолишь сороку –
|
ВСПОМИНАЕТ ВЛАДИМИР ЛЫСЕНКОВ
Иван Цезаревич Цалковский говорил: «Пить пиво – превращать деньги в вытекающие последствия».
Джек (Е. Зашихин)
Я надену халат, повяжу себя белой косыночкой
И сиделкой засну
на посту у твоих переломанных ног
И приснится мне сон: грозный Ванька
меня убивает,
детиночку,
С пьяных глаз напридумав,
что это велит ему Бог.
Материалы предоставлены А. И. Цалковским – сыном И. Ц. Цалковского.