в 61–62 годах нас, всех преподавателей и аспирантов, отправили в Приданниково. Работали на износ, убирали сахарную свеклу. Спали все в клубе вповалку. Один из нас очень боялся крыс и потому стелил себе на сцене, вызывая тем самым наши насмешки. Когда мы уезжали, то руководство колхоза устроило нам прощальный банкет, на котором Л. Н. Когану (нашему бригадиру) выдали грамоту «За умелую организацию работы и веселый нрав».
Традиции университета (розыгрыши)
Однажды нас направили в Якутию, во главе комиссии был Герасимов (декан физмата). Там нас повезли в совхоз в музей села Майя, где была организована выставка «Фашистские ордена, захваченные воинами села Майя». В этом музее мы стащили фирменные бланки музея с золотым тиснением. Вернувшись в Свердловск, мы написали на этих бланках шуточные письма – вызов в Якутию. И распространили их по знакомым. В частности такое письмо получил Главацкий, который поверил, и Сутырин, который – нет.
Было еще одно письмо-розыгрыш от якобы профессора Флеминга, который очень заинтересовался трудами Л. Н. Когана и приглашал его к сотрудничеству. Получив это письмо, Коган испугался и долго переживал, как бы чего не вышло.
Несостоявшиеся традиции
В 70 году Руткевич пытался ввести традицию встречать Новый год преподавателям вместе со студентами-выпускниками. Почему-то не прижилось.
История о туалетах
УрГУ рос, помещений катастрофически не хватало. Экономфак занял полкорпуса в здании на 8 марта. И тогда Готлобер В. М. – декан, очень энергичный человек, полковник Советской Армии, отдал приказ занять туалеты. В результате, заняли, конечно, женский туалет. Во дворе был летний сортир, но дамы, почему-то, выражали недовольство, и на одном из партсобраний К. А. Бархатова (звездочет) подняла вопрос на эту тему. Ответом ей послужила реплика Готлобера: «В университет ходят учиться, а не писать!».
Будничный рассказ (Пародия на творчество А. Ф. Еремеева)
Сижу я на кафедре и смотрю в окно. Весна. Огурцы еще дорогие. В ИПК только четверть ставки.
Долго в окно смотреть нельзя: Зоя подумает, что ничего не делаю. Делать тоже ничего нельзя: кафедра, как проходной двор, аспиранты бегают туда-сюда, по телефону треплются.
Пришел Чупин – пригласил в «Восток» пообедать. Отказался.
«В Австралии, – говорю, – один человек электрическую лампочку съел». Чупин посмотрел на меня как-то странно и ушел.
Чупин ушел, вбежала кенгуру, красивая такая, дымчатая, прошла мимо и легла за шкафом. Странно. Главное, ничего не сказала.
Тут вошел декан. На него обратили внимание, хотя ничего особенного в нем нет. Декан как декан. «Рубиной, – думаю, – еще не хватает».
Декан воздух понюхал и спрашивает: «Чем это у вас пахнет?»
Новенькая ассистентка (погоди, я эти вольности выбью) встрепенулась: «Ах, это от меня пахнет новыми духами: «Быть может» называются.»
«Быть может?» – переспросил декан и вдумчиво оглядел новенькую Я решил уточнить: «Это, – говорю, – кенгуру пахнет».
«Сколько раз, – вспыхнул декан, – просил без дела никого не пускать. Хватит бородатых, волосатых, богемных. Все хотят быть автономными, удельными. Уведите кенгуру. Она меня раздражает!»
«Прихоть, конечно, – подумал я. – Как же она его раздражает, если лежит за шкафом?» Подумал, но ничего не сказал. Скажи через час все в инстанциях станет известно.
Позвал Зою. «Уведите кенгуру, – говорю, – и возвращайтесь»:
Почесала она кенгуру хвост и ушла с ней.
«Надо бы самому», – подумал.
Осень. Огурцы совсем дешевые. Калугин обещает полставки.